– Заходи же, Гарри, заходи.
Босх вошел в хорошо обставленную гостиную. Полы здесь были из красного дуба, а гладко оштукатуренные стены поражали белизной. Белоснежная мебель из ротанга прекрасно гармонировала со стенами. Комната была радостной и светлой, но Босх знал, что его визит несет с собой печаль и мрак.
– Значит, ты больше не Мередит?
– Да, Гарри, меня давно уже так не зовут.
– Как же прикажешь тебя называть?
– Нынче меня зовут Кэтрин. Кэтрин Регистер. Почти что «регистр», но муж не любил, когда я проглатывала второе «е». Считал, что его надо произносить более явственно. Он, знаешь ли, был у меня такой умный...
– Был?
– Присядь, Гарри, и поплачь со мной. Да, был. Отошел в лучший мир пять лет назад в День благодарения.
Босх присел на диванчик, а женщина опустилась на стул у стеклянного кофейного столика.
– Мне очень жаль. Прости...
– Все нормально. Ты же не знал... Кроме того, ты вообще никогда не видел моего мужа. Между тем за время совместной жизни с этим человеком я стала птицей совсем другого полета. Принести тебе что-нибудь? Кофе или, быть может, кое-что покрепче?
Он вдруг подумал, что женщина послала ему рождественскую открытку вскоре после смерти мужа, и снова испытал чувство вины – за то, что ей не ответил.
– Гарри?
– Нет, спасибо, мне ничего не надо... Скажи, ты хочешь, чтобы я называл тебя новым именем?
Ситуация показалась ей забавной, и она расхохоталась. Через мгновение Босх к ней присоединился.
– Ты, черт возьми, можешь звать меня как вздумается. – Она снова залилась девичьим, слегка визгливым смехом, который он так хорошо помнил. – Ужасно рада тебя видеть. Ты стал такой, такой...
– Взрослый коп?
Она опять закатилась смехом:
– Вот уж точно. Между прочим, я знала, что ты работаешь в полиции. Не раз встречала твое имя в газетах.
– Я знал, что ты знаешь. Получил твою рождественскую открытку, которую ты отправила на адрес нашего подразделения. Ты, наверное, послала ее после смерти мужа? Извини, что я не ответил и не заехал. А ведь должен был.
– Да ладно тебе, Гарри. Разве я не понимаю, что ты занят важными делами, карьерой, службой?.. Но я рада, что ты получил мою открытку. Кстати, у тебя есть семья?
– Нет. А у тебя? Дети, хочу я сказать...
– Нет, детьми я так и не обзавелась... Но неужели у тебя даже жены нет? У такого-то симпатичного парня?
– Говорю же тебе – нет. Живу совсем один.
Она покорно кивнула, словно неожиданно поняла, что он приехал к ней вовсе не для того, чтобы рассказывать о своей личной жизни. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и Босх невольно задался вопросом, как она в глубине души относится к тому, что он стал копом? Радость от встречи постепенно улетучивалась, уступая место напряжению, которое неизбежно возникает, когда появляется необходимость бередить старые раны.
– Я полагаю... – начал было он, но запнулся, не закончив фразы. Не знал, что говорить дальше. Весь его опыт полицейского дознавателя неожиданно куда-то улетучился. – Если тебе не трудно, принеси мне, пожалуйста, стакан воды. – Это все, что он смог из себя выдавить.
– Сию минуту.
Она быстро поднялась с места и прошла на кухню. Он слышал, как она доставала из холодильника лед и перекладывала его в стакан. Эта передышка дала ему возможность подумать. Он час ехал до ее дома, но так и не решил, как поведет себя с ней и что скажет. Она вернулась через минуту с подносом в руках. На подносе стоял стакан с холодной водой, в которой плавали кубики льда. Она передала ему стакан и положила перед ним на стеклянную поверхность стола пробковый кружок.
– Если ты проголодался, могу принести немного крекеров и сыра. К сожалению, не знаю, сколько у тебя времени...
– Спасибо, я не голоден. Холодная вода – это все, что мне нужно.
Он отсалютовал ей стаканом, отпил из него примерно половину и поставил на стол.
– Гарри, пользуйся подставкой, прошу тебя. Ты не представляешь, какая это мука – стирать отпечатки от донышка с зеркальной поверхности.
Босх опустил глаза и заметил свой промах.
– Извини.
Он поставил стакан на пробковый кружок.
– Итак, ты теперь у нас детектив...
– Да. И работаю в Голливуде. То есть не то чтобы работаю... Я, видишь ли, сейчас в своего рода отпуске.
– Отпуск – это всегда приятно.
Настроение у нее определенно улучшилось. Похоже, она пришла к выводу, что он заехал к ней просто так, а не по делу. Босх понял, что настало время выкладывать карты на стол.
– Э-э, Мере... то есть Кэтрин... мне необходимо кое о чем тебя спросить.
– О чем же, Гарри?
– Смотрю я на тебя и на твою шикарную квартиру и думаю, что ты и в самом деле стала птицей другого полета и все у тебя сейчас другое: дом, имя да и сама жизнь. Ты теперь не Мередит Роман, и мне нет смысла об этом напоминать – ты и сама отлично это знаешь. Я к тому говорю, что разговор о прошлом может оказаться для тебя трудным и тягостным. Это нужно прежде всего мне, поэтому заранее прошу меня извинить. Поверь, ни оскорблять тебя, ни причинять тебе боль я не хочу.
– Значит, ты приехал сюда, чтобы поговорить о своей матери?
Он согласно кивнул и, опустив голову, стал созерцать свой стакан, стоявший на пробковом кружке.
– Мы с твоей матерью были лучшими подругами. Иногда я думаю, что занималась тобой ничуть не меньше, чем она. До того, как тебя у нее отобрали. То есть у нас.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза затуманились от воспоминаний.
– Дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминала. Мы тогда были обыкновенными девчонками и, что называется, весело проводили время. Нам и в голову не приходило, что кого-то из нас могут убить. – Она поднялась со стула: – Пойдем со мной, Гарри. Хочу кое-что тебе показать.